184. Подмена Меня будили. — Мой адмирал, мой адмирал. — Рассолу, — проснулся я. — Выше голову, мой адмирал. Захлебнетесь. — Банку давай! — отстранился я, услышав постукивание о зубы стекла фужера, и потребовал: — С огурцами! — Это последний рассол, мой адмирал. — Ты кто? — Мичман Склист, денщик ваш. — Где я? — У себя в каюте. Командующий вызывает… Наверное, войне конец. Я вас из нумеров Разориты вез спящего, к Новой Земле стартовала эскадра с Новой Луны, за ней бригада с Головного конуса Крепости. Фортщит планеты пропустил корабли со спутника, а чуть позже и наши штурмовики. Похоже, капитуляция. "Щит...
185. Запись-ком на краю поля ...Лебедько, перекрестившись в углу, выступил на шаг вперед и начал проделывать телодвижения борца сумо — обычные перед началом поединка. Поочередно поднимал вверх и в стороны руки и ноги. Прихлопывал и притопывал. Ступни огромные — как молоты, пальцы рук толстые — как сардельки (обувь прапорщику шили на заказ, а перчатки ни кто из армейских вещевых интендантов заказывать не брался — лекал нужных не могли сыскать). Жир на загривке, плечах, груди и животе великана перекатывался волнами, от чего вагон-ресторан, казалось, раскачивало, как шлюп в шторм. Похлопав и потопав, борец присел. Присел бы и ниже в позицию сумиста перед броском, да треснули на заднице трусы. Интуитивно, чтобы заглушить звук раздираемой ткани, пернул. Да так громко, что сам напугался. Оправлялся от неловкости с загривком выше лысины, ушами зажатыми в могучих плечах и с глазами крепко зажмуренными. Проморгался. Притопнул, прихлопнул. Уперся «сардельками» в бедра. Глаза потухли. Вот-вот ринется, как бык на матадора.
186. Оскомина ...Я встал рано утром закипятить воду, зашел в туалет и в окошко с вытертой местами краской не увидел фонарей во дворе комендатуры. Темень за стеклом, а присмотрелся, различил близко дощатую стену. Тут только — спросонья сразу не ощутил — сообразил, что вагон не стоит на месте — движется, вернее, качается как на волнах. Разбудил полковника...
187. Инцидент ...В бессилии наблюдал за тем, как «дробь», лавиной изрыгнутая ядрами, просыпалась голубыми горошинками по желтым и красным цветам, подрезала топинамбур и мак на корню. Граница уничтоженных всходов быстро смещалась, подбиралась к толпе все ближе и ближе. Наконец, когда последний спецназовец первого взвода оказался по ту сторону щита, купол пропал совсем, но, когда машину и бегущих к ней людей отделяли несколько шагов, снова возник. За стеной смешались: крестьяне, пехотинцы, цветы, приказы, мат, визг и предсмертные вскрики. Солдаты набрасывались на колхозников, сбивали с ног и подминали под себя: взводом собрать всех под «черепаху», чтобы закрыть многократно активированной броней, уже было невозможно. Да и тех не спасли: «дробь» из «умки» — не картечь из мортиры, ищет и находит любую лазейку.
188. Пингвин - птица нелетающая Как звать-то? — Иван. — Я своего настоящего имени назвать не могу… Я и полеводы мои не всегда колхозниками были, мы — рота морских пехотинцев «овэмээр». Спецназ. Слыхал о таких? — Конечно. Мальчишкой мечтал служить в ОВМР, но войска расформировали. Вас, матросы говорят, на острове бросили, а шкипер считает — что в заточении вы здесь. — Брешут. На сельхозработах мы — на трудовом, как говаривал комиссар, фронте. Трудимся… как умеем. А ОВМР не расформировали — сократили. Мой полк, да — расформировали, но штаб остался. Штабным сельхозпродукцию поставляем… Сколько можем. Нам тыловики респираторные фильтры пересылают. Спецназовские. Знаешь о таких, видел? В секрете держались. Моя рота начала их испытывать накануне подписания мирного соглашения, так что, вряд ли еще у кого такие есть. Вот эти, — достал Председатель из пенала на поясе две таблетки. — В ноздри засунем, и в самом пекле — в Европе где-нибудь —...
нет
